— Я за шпоры не могу взять меньше пятнадцати рублей, — произнес он, желая отделаться от Пирогова, потому что ему, как
честному немцу, очень совестно было смотреть на того, кто видел его в неприличном положении. Шиллер любил пить совершенно без свидетелей, с двумя, тремя приятелями, и запирался на это время даже от своих работников.
Неточные совпадения
— Ну, сват, вспомнил время! Тогда от Кременчуга до самых Ромен не насчитывали и двух винниц. А теперь… Слышал ли ты, что повыдумали проклятые
немцы? Скоро, говорят, будут курить не дровами, как все
честные христиане, а каким-то чертовским паром. — Говоря эти слова, винокур в размышлении глядел на стол и на расставленные на нем руки свои. — Как это паром — ей-богу, не знаю!
Что же касается до имения, ей принадлежавшего, то ни она сама, ни муж ее ничего с ним сделать не сумели: оно было давно запущено, но многоземельно, с разными угодьями, лесами и озером, на котором когда-то стояла большая фабрика, заведенная ревностным, но безалаберным барином, процветавшая в руках плута-купца и окончательно погибшая под управлением
честного антрепренера из
немцев.
— Нет, Андрей Васьянович! Конечно, сам он от неприятеля не станет прятать русского офицера, да и на нас не донесет, ведь он не француз, а
немец, и надобно сказать правду —
честная душа! А подумаешь, куда тяжко будет, если господь нас не помилует. Ты уйдешь, Андрей Васьянович, а каково-то будет мне смотреть, как эти злодеи станут владеть Москвою, разорять храмы господни, жечь домы наши…
Тузенбах. Да, нужно работать. Вы небось думаете: расчувствовался
немец. Но я,
честное слово, русский и по-немецки даже не говорю. Отец у меня православный…
За столом нас было шестеро: она, Приимков, дочка, гувернантка (незначительная белая фигурка), я и какой-то старый
немец, в коротеньком коричневом фраке, чистый, выбритый, потертый, с самым смирным и
честным лицом, с беззубой улыбкой, с запахом цикорного кофе… все старые
немцы так пахнут.
Отец Якова, бедный отставной майор, человек весьма
честный, но несколько поврежденный в уме, привез его, семилетнего мальчика, к этому
немцу, заплатил за него за год вперед, уехал из Москвы, да и пропал без вести…
— Это хорошо, — я ни слова не возражаю. Между
немцами есть даже очень
честные и хорошие люди, но все-таки они
немцы.
— Известно как, — ответил Василий Борисыч. — Червончики да карбованцы и в Неметчине свое дело делают. Вы думаете, в чужих-то краях взяток не берут? Почище наших лупят… Да… Только слава одна, что
немцы честный народ, а по правде сказать, хуже наших становых… Право слово… Перед Богом — не лгу.
Ему хочется бежать, и, оглядываясь подозрительно и остро, совсем теперь не похожий на
честного немца-бухгалтера, он выходит большими и сильными шагами.
Федор Христианыч — действительно
честный человек. Я к нему чувствую какое-то, как бы это выразиться, благоговение. Да и не одна я. Последний раз, как я была в деревне, весь уезд мне уши прожужжал:"Ваш
немец — клад". И как он привязан к нашему семейству! Ему две тысячи рублей предлагали, да какое две тысячи? Двадцать пять процентов давали на другом заводе — нейдет.
Он
честный и очень аккуратный
немец…
Страшно подумать, что для них не будет наказания. Не должно быть в жизни того, чтобы подлец торжествовал, это недопустимо, тогда теряется всякое уважение к добру, тогда нет справедливости, тогда вся жизнь становится ненужной. Вот на кого надо идти войной, на мерзавцев, а не колотить друг друга без разбору только потому, что один называется
немцем, а другой французом. Человек я кроткий, но объяви такую войну, так и я взял бы ружье и —
честное слово! без малейшей жалости и колебания жарил бы прямо в лоб!